С восхищением и тайной завистью взираем мы на образы Великих Мертвых. Они неподвластны капризному норову эпохи, от которого так зависит репутация живых. На их белоснежные одеяния не сядут грязь и позор бесчестия. Смотрите, сколь чист и свеж пропитанный засохшей кровью мундир самурая Юкио Мисимы, писателя Юкио Мисимы. 25 ноября 1970 года, окруженный полицией и войсками, в одно утро превратившийся из модного писателя, персонажа светской хроники в мятежника и легендарного героя, Юкио Мисима всадил сталь в собственный живот, совершив обряд "сэппуку", то, что мы, европейцы, профанически называем "харакири". Убив писателя, Юкио Мисима явил миру доблестного самурая. Мисима примкнул к той шеренге мертвых героев, в которой и Икар, и Жанна д'Арк, и генерал Карбышев. Мы можем ничего не знать об их деяниях и заслугах, но то, как они встретили смерть, стоит жизни десятка обывателей.

Большое фото

Его биография

Кимитакэ Хираока (псевдоним Юкио Мисима он взял в возрасте шестнадцати лет) родился в 1926 году. Дед его, Дзетаро Хираока был в 1908-1914 годах губернатором Южного Сахалина, отец, Адзуса, служил в министерстве сельского хозяйства и лесных угодий. Семи недель от роду Кимитакэ забрала к себе бабушка, и до двенадцати лет он воспитывался ею, женщиной властной, истеричной и тяжко больной. В 1931 году по протекции деда - экс-губернатора он был зачислен в Гакусюин - привилегированную школу для отпрысков знатных (в том числе и императорских) семей. Он окончил ее в сентябре 1944 году первым из шестидесяти соучеников. По традиции лучший ученик Гакусюина удостаивался личной аудиенции у императора. Кимитакэ был принят императором Хирохито, и Сын Неба подарил ему именные серебряные часы. (Встречи знаменитых впоследствии юношей с кесарями - тема для, пожалуй, отдельного исследования. Маленький Александр Пушкин и Павел I - хрестоматийный пример; а отец Арнольда Шварценеггера, Густав, взращивал честолюбие сына рассказами о том, как император Франц-Иосиф пригласил его однажды прокатиться в королевской карете). Через месяц в издательстве "Ситидзе-сеин" вышла его первая книга. В 1944-47 годах он учится на юридическом факультете Токийского университета. По его окончании Кимитакэ (к тому времени уже Юкио Мисиму) принимают на службу в Министерство финансов - самое престижное правительственное  ведомство. Перед ним, способным и честолюбивым, открываются блестящие перспективы стремительной карьеры государственного чиновника (нужно "строить новую Японию"), ноЕ в сентябре 1948 года Мисима получает от издательства "Кавадэ" заказ на роман, и, проработав восемь месяцев, к ужасу и негодованию близких, 23-х летний Мисима увольняется, чтобы целиком отдаться литературе. Роман "Исповедь маски" он закончил в апреле 1949 года, а уже в июне он вышел в свет. Автобиографическое повествование, написанное очень ясной, прозрачной прозой, с эпатирующей откровенностью описывало миры странного тщедушного юноши, завороженного притягательным ликом Смерти и Страдания, красотой и недостижимостью гибели. Публика была потрясена. К Мисиме пришла слава. Из-под его пера в дальнейшем выходят поражающие филигранностью стиля, чистотой традиции вещи. Пьесы, новеллы, романыЕ Мисиму трижды прочат в лауреаты Нобелевской премии по литературе. Но ближе к середине пятидесятых Мисима, признанный кудесник слова, начинает тяготиться эфемерной, но цепкой властью слов над своим естеством. Поездка в Грецию в 1952 году на борту теплохода "Президент Вильсон" перевернула представление писателя о подвластных ему сферах бытия.

Большое фото

Величавые изваяния греческих атлетов пробудили в нем осознание красоты сильного тела. Болезненный, хилый, современник описывал его так: "Он был бледен как смерть - настолько, что кожа отливала лиловым. Казалось, тщедушное тело болтается в непомерно широкой одежде", он понимает "Создать прекрасное произведение искусства и стать прекрасным самому - суть одно и то же". Молодой писатель полон решимости "создать из себя полную свою противоположность" - и духовно, и физически. Он лепит свое тело - свой храм - тяжелыми бодибилдерскими тренировками: "Металл обладает поистине удивительными свойствами: когда я понемногу увеличивал его вес, подкладывая на несуществующие весы все новые и новые гири, мои мускулы, находившиеся на другой чаше весов, тоже постепенно делались тяжелее. Казалось, что сталь взяла на себя обязательство сохранять строгое равновесие с моей мышечной массой. А со временем и мое тело стало походить на металл". Он занимается кендо и каратэ. Из ночного бледного декадента превращается в златокожего могучего воина. Из завороженного смертью романтика становиться приветствующим смерть кшатрием. Его отношения со Словом волевым усилием трансформируются - стиль его утрачивает "жировые складки ненужной орнаментальности", становясь "гибким и мускулистым". Он наконец находит точку, где Слово и Действе, вечные, как ему казалось, антагонисты, сливаются воедино в экстатической красоте и гармонии. Эта точка - Смерть. Смерти, в отличие от умирания, достоин не каждый, и всю отмеренную им для себя дальнейшую дистанцию он шлифует себя, готовя тело и дух к великолепному венцу самоуничтожения.

Большое фото

Его "Хагакурэ"

Принято считать, что Мисима стал националистом и приверженцем Традиции в 1966 году, когда публично заявил о своей солидарности с праворадикалами. Но это вовсе не правда. "Впервые я заявил о своей преданности идеалам Хагакурэ в статье "Праздник писателя", опубликованной после войны в 1955 году", - пишет Мисима в своей книге "Хагакурэ нюмон" - "Введение в Хагакурэ". "Хагакурэ" - книга изречений самурая и монаха Ямамото Цунетомо, жесткий, парадоксальный и поэтичный Кодекс чести самурая. В нашем столетии японцы читали "Хагакурэ" больше всего во время войны. Молодые воины, которые уходили на фронт, для укрепления силы духа вновь и вновь перечитывали точные формулы "Хагакурэ". Мисима познакомился с "Хагакурэ" также во время Второй Мировой, но, по его словам, "подлинный свет "Хагакурэ" засиял во мне лишь после войны, когда популярность книги пошла на убыль, потому что люди больше не считали, что ее должен знать каждый. (Е) Во время войны она была подобна источнику света в погожий летний день, но только в кромешной тьме послевоенной поры эта книга засияла во всей свое красе". "Хагакурэ" было спасением Мисимы в его войне с современным миром. Он питал отвращение к скуке и слабости послевоенной эпохи торжествующего гуманизма. Его кредо стали казавшиеся современникам диковинной заповеди "Хагакурэ". В подсознании каждого из нас, считал Мисима, заложены полярные стремления, которые можно назвать инстинктами жизни и смерти. Они являются динамическим выражением противоречий, наполняющих нашу жизнь. Во время войны сполна проявляется инстинкт смерти, тогда как инстинкт жизни полностью подавлен. Избыток же свободы в послевоенном обществе всеобщего благосостояния оборачивается глобальной усталостью и скукой. "Хагакурэ" же пытается исцелить застойный характер нашей эпохи с помощью действенного лекарства - смерти. Мирная жизнь удовлетворила стремление людей к жизни, но, поставив вне закона инстинкт смерти, она заставила его аккумулироваться в людях. Рано или поздно подавленный инстинкт смерти неизбежно пробуждается. Абсолютизации ценности жизни Мисима противопоставляет абсолютизацию достоинства Смерти. Культ жизни привел к тому, что смерть оказалась вне закона.

Большое фото

Мисима приводит слова Рильке, сказавшего, что смерть человека в наши дни "стала меньше". Смерть теперь чаще всего ассоциируется с умиранием старика на больничной койке, и поэтому никто не видит достоинства Смерти. Комментарии Мисимы к "Хагакурэ" - одна из самых страстных книг в его творчестве. Объясняя сентенции Ямамото, он объяснил читателям, да и себе тоже, собственный путь. В свете "Хагакурэ" противоречия между его воззрениями и его положением модного писателя исчезали, гармонизированные мудрыми парадоксами книги. "Я постиг, что Путь Самурая - это смерть. В ситуации "или-или" без колебаний выбирай смерть. Это нетрудно. Исполнись решимости и действуй. Только малодушные оправдывают себя рассуждениями о том, что умереть, не достигнув цели, означает умереть собачьей смертью. Сделать правильный выбор в ситуации "или-или" практически невозможно". Для Мисимы (в соответствии с духом "Хагакурэ") важна даже не фактическая смерть, а решимость умереть. "Смерть от болезни - дело рук Природы, тогда как добровольная смерть - проявление воли человека". Если человек лелеет смерть в своем сердце, если он готов к тому, чтобы умереть в любое мгновение, он не совершит ошибки. Человек ошибается только в том случае, если ему не удается умереть в нужное время. Из философии смерти следует и самурайская философия жизни: "Воистину жизнь человека длится только одно мгновение, поэтому живи и делай, что хочешь". Жизнь и смерть написаны на двух сторонах одного щита. Мисима полностью принял постулаты "Хагакурэ" и следовал им с неукоснительной педантичностью. Есть множества свидетельств тому, что к финалу, точке, замыкающей круг его жизни, Мисима стал готовиться загодя, что последние годы его жизни были подчинены тщательно разработанному плану. "Я приказал себе разработать ритуал совсем иной жизни", - комментирует он в эссе "Солнце и сталь". Интуитивные стремления Мисимы к самоуничтожению, как венцу прекрасного творения трансформировались в убежденность, в Главную Идею. Это не было для него неожиданностью. Это было свидетельством зрелости. "Счастливую полноту бытия способна обеспечить только смерть". "Мужчина входит в соприкосновение с прекрасным только когда погибает трагической смертью". С каждым годом "Хагакурэ" все глубже входило в плоть и кровь писателя. "Оно вдохновляет, наставляет и оценивает меня. В нем я нахожу великую красоту - красоту льда".

Большое фото

Зачем он нам сегодня?

Для меня Мисима - вовсе не экзотический персонаж, не самурай из боевика. Он, если хотите, волевой критерий. Его подвиг - как бандерилья пикадора не позволяет мне сонно погрузиться в опилки. Юрий Визбор, бывший символом мужественности для целого поколения советской молодежи (я не имею в виду ту часть молодежи, которая вообще не нуждается в героях и символах), пел чуть грустно и добродушно: "Мы не попали в домоседы, но и в пираты не пошлиЕ" Причем имеется в виду - век, мол, не тот. Мисима показывает, что любые ссылки на "не ту" эпоху  - несостоятельны. Ты всегда можешь выбрать "или-или". Для того, чтобы следовать Пути, нужна только решимость. Остальное придет само, не спрашивая тебя: отвага противопоставить себя обществу, готовность умереть в любой миг, бесстрашие быть проклятым и оплеванным после смерти. Вглядывайся в образ Мисимы - воспитывай тело тренировками, со временем придет уверенность, и ты станешь безупречным. Если решимости не хватит, твоя судьба - быть еще одной жертвой. А это малопочетно.

Большое фото

Его биография

Последние пять лет жизни Мисимы крайне насыщены событиями. В конце осени 1966 года, закончив роман "Весенний снег", он вступает в японские Силы Самообороны. В 1968 году в великолепном программном эссе "Солнце и сталь" он заявляет: "Нам дано услышать два голоса. Один взывает к нам изнутри, другой - извне. Внешний голос еще называют "долгом" Беспредельно счастлив тот, у кого оба эти зова звучат в унисон". Голос долга позвал его.  Летом того же 1968 года он создает и содержит на собственные средства военизированную организацию "Татэ-но кай" - "Общество щита". Это не был клуб почитателей писателя - поклонников своего литературного таланта он отказывался принимать.  (Нельзя, однако,  сказать, чтобы Мисима стал абсолютно равнодушен к признанию своих писательских заслуг. В 1965 году советский писатель Михаил Шолохов получил Нобелевскую премию по литературе, на которую не без оснований рассчитывал Мисима. Мисима воспринял это очень болезненно и счел себя оскорбленным. Ряд исследователей,  и не без оснований,  считает, что это событие укрепило его в решимости замкнуть свой жизненный цикл).

Большое фото

Члены общества во главе с самим Мисимой проходят многомесячные сборы на тренировочных базах Сил Самообороны (по послевоенной конституции Японии "на вечные времена" было запрещено иметь регулярную армию. 9-я статья конституции, провозглашающая этот запрет, была предметом яростных нападок Мисимы). Писатель отрабатывает прыжки с парашютом и пилотирование сверхзвукового истребителя F-104. Его спортивные успехи при нем: еще в 1963 году в энциклопедии статью про культуризм проиллюстрировали его фото. Узнав об этом, Мисима сказал, что "это счастливейший момент в его жизни". Интересны его высказывания из эссе "Солнце и сталь", относящиеся к силовой тренировке: "Организм мужчины обладает множеством мышц, которые в современной жизни стали в общем-то не нужны. Они столь же необязательны, как классическое образование, - во всяком случае, с точки зрения человека практического. Большинство мускулов превратилось в некое подобие древнегреческого или латыни. Чтобы возродить этот мертвый язык, понадобился учитель, имя которому - сталь. Сталь научила меня соотносить телесное с духовным. Так, вялые чувства начали у меня ассоциироваться со слабыми мускулами, сентиментальность - с обвисшим животом, чрезмерная чувствительность - с болезненной, бледной кожей. В то же время выпуклые бугры мышц сделались синонимом бойцовского духа, подтянутый живот - признаком холодной решимости, упругая кожа - свидетельством крепкой и здоровой натуры". "Благодаря стали я узнал много нового о своих мышцах. Это знание поразило меня своей новизной и свежестью, его невозможно было почерпнуть ни из книг, ни из жизненного опыта. Мускулы - это не только физическая форма, это еще и сила. Каждая их группа способна направлять энергию куда-либо, словно лучи света".
1970 год. Все пройдено. Все готово. "Армия, спорт, лето, облака, вечернее солнце, зелень травы, пыль, пот, мышцы - у меня было все, включая и едва уловимый аромат смерти". Ему 45 лет.
25 ноября 1970 года. Утром после легкого завтрака Мисима надел форму "Общества щита", опоясался старинным самурайским мечом. Присев к столу, написал записку в несколько иероглифов: "Жизнь человеческая ограничена, но я хотел бы жить вечно". на видное место положил папку с только что дописанным окончание романа "Падение ангела" - последнего романа из тетралогии "Море изобилия", которую он писал шесть лет. У дома его дежурил маленький автомобиль. Мисиму поджидали в нем четверо близких друзей и последователей из "Общества щита": Масаеси Кога (по прозвищу Тиби-Кога), Хироясу Кога (по прозвищу Фуру-Кога), Масакацу Морита и Масахиро Огава. Около 11.00 машина въехала во двор штаба Восточного округа Сил Самообороны на базе Итигая. В штабе о визите были предупреждены. Майор Савамото, адъютант командующего округом, проводил их в кабинет шефа.
Генерал Кэнри Масита был рад визиту прославленного писателя, именно он, Масита, в свое время назвал Мисиму "японским Мопассаном". Однако недолгая светская беседа была прервана командой Мисима, по которой Тиби-Кога набросился на генерала. Через несколько мгновений Масита был накрепко привязан к креслу. Морита тем временем забаррикадировал мебелью двери. Адъютант командующего, думая, что пора подавать чай, заглянул в замочную скважину. Сначала он подумал, что кто-то из гостей делает генералу массаж плечевых мышц, но затем майор Савамото понял, что происходит что-то неладное и бросился к полковнику Хара.
Баррикада оказалась непрочной, три полковника и два сержанта ворвались в кабинет. - Вон! - закричал Мисима. Он размахивал старинным мечом. Испуганные офицеры вылетели из кабинета. Следующую атаку возглавил начальник штаба округа. Эти были смелее, и все шестеро ретировались лишь после того, как Мисима ранил мечом каждого. - Вон отсюда, или я убью генерала! - крикнул Мисима. Затем Мисима изложил свои требования связанному генералу: подразделения Сил Самообороны должны быть немедленно построены на плацу, чтобы Мисима мог обратиться к ним с речью. Командующий принял ультиматум.
В 11.38 прибыла полиция. Полицейские рассредоточились по всему зданию, но предпринимать решительные действия опасались.
Морита и Огава с балкона разбрасывали листовки - последнее сочиненное командиром. Ровно в 12.00 Мисима - на голове полоска белоснежной ткани с красным кругом восходящего солнца и старинным иероглифом, белые перчатки забрызганы кровью - вышел на балкон и взобрался на широкий парапет.
- Печально говорить с вами при подобных обстоятельствах. Я считал вас последней надеждой Японии, последней твердыней японской души. НоЕ сегодня японцы думают о деньгах, только о деньгах.
Снизу раздались выкрики: "Брось валять дурака!", "Слезай с балкона, идиот!". офицеры двинулись было к кричавшим, но потом остановились. Мисима бросился в последнюю атаку:
- Я вижу, вас превратили в защитников конституции!.. Мы долго ждали, раздастся ли в войсках  голос протеста против унизительной конституции, и, я вижу, не дождались. Куда девался ваш самурайский дух? На каком военном складе вы его похоронили?! Мы ждем еще тридцать минут, последние тридцать минут! Неужели среди вас нет настоящих мужчин, кто пошел бы на смерть, чтобы уничтожить конституцию, которая лишила Японию того, что делало ее Японией? Если есть, то поднимите выше головы и умрите вместе с нами как подлинные самураи!..
Через пять минут, так и не закончив речи, Мисима замолкает. Он ждет еще немного. Толпа под балконом топчется, переговаривается, но желающих выступить с оружием в руках или умереть вместе с Мисимой нет. Он спрыгивает с парапета. "Тэнно хэйка бандзай! - трижды кричит он. - Да здравствует император!" Резко повернувшись, он возвращается в кабинет.
- Они даже не слушали меня, - сказал он товарищам. - Нам остается только одно. Один из спутников подал ему бумагу и кисточку, обычай требовал написать кровью прощальное стихотворение. "Это мне не понадобится", - спокойно произнес Мисима. Момент наивысшего блаженства наступил. Мисима сел на пол и расстегнул тугой стоячий ворот мундира, надетого на голый мускулистый торс. Приспустил форменные брюки - под ними показалась ярко-белая ткань набедренной повязки. Оттянул ее пониже, обнажив живот, прикрытый рельефным панцирем мышц, и взял в правую руку короткий самурайский меч.

Сгустившуюся тишину разорвал его звериный крик: "Да здравствует император!" Выдохнув последние слова, он с силой вогнал клинок себе в живот. Будто раскаленный прут пропорол его насквозь. Обжигающий, как лед, жар раны мгновенно сменился нестерпимой, обволакивающей все тело болью. Он вцепился в сталь обеими руками и, вспахав кишки, довел лезвие до правой стороны животаЕ Муки самурая по обычаю должен прекратить секундант. Морита в волнении смог отсечь ему голову только с третьего удара. Другие источники утверждают, что он так и не смог этого сделать, и другой самурай, отобрав у него меч, закончил дело. Хотя какая разница: голова Мисимы, пачкая кровью, покатилась по красному казенному ковруЕ Верный Морита тоже распорол себе живот, его голову отсек Фуру Кога. Одуревшая и испуганная полиция ворвалась наконец в залитый кровью кабинет.